Изломное

О, а вчера же Осенний излом был.

Кто говорит, что "в Золотую Ночку не пить – Осень и Лето гневить", кто - что "осень вообще не любит спешки. Ей подавай неторопливые беседы под горячее вино", Робер в детстве считал, что Темная ночь - самое время поискать нечисть в парке... Все развлекались как могли)

Осенняя охота

По краям поляны полыхали четыре костра, у которых лежали огромные псы, а на границе света и тьмы трясли гривами рыжие кони. Еще один костер пылал у самых корней Белой Ели, вокруг него сидели охотники, валялись убитые косули, стоял откупоренный бочонок, над которым возвышался светловолосый воин в странном одеянии.
– Ин намээ Астрапэ, – голос был низким и зычным, – камэ ин даксис, анигас!
– Ин намээ Астрапэ, – слова сами слетели с губ Робера, непонятные, вечные, прекрасные. – Аэдатэ маэ лэри. Лэйе Астрапэ, лэйе Абвениэ!
<...>
Человек, лошадь, собака, ястреб, человек, лошадь, собака, ястреб, от костра до костра… Четыре раза по четыре… На плечах охотников хохлились ловчие птицы, лес тянул к огню руки, в рыжих отблесках покрывший ветви иней казался золотом.
<...>
– Лэйе Астрапэ! Саидери!
Он не понимал, что прокричал светловолосый, и одновременно понимал. Откуда-то взялся Дракко. Несмотря на ночную скачку, конь был свеж и весел, Робер ухватился за растрепанную гриву и оказался в седле. Охотники один за другим вскакивали на коней. Стройный юноша, чем-то похожий на Ворона, поднес к губам янтарный рог, над поляной зазвенела странная песня, древняя и гордая, как сама ночь.
– Эгда ра Отония! Эгда ра Кэртиэн!
Конь предводителя сорвался с места, и кавалькада рванулась в сверкающую бездну, Робер завертел головой, но не увидел ни пылающей ели, ни пегих тварей, ни пламенных жеребцов, только золотую вьюгу, частью которой стали они с Дракко.
Золото листьев, золото пламени, золото плащей и конских тел, древняя песня и полет сквозь осенние звезды! Дракко мчался бок о бок с предводителем, под ногами коней пела дорога, в лицо бил ветер, он был жив, свободен и пьян от жизни и свободы; пьян и счастлив, потому что эта скачка и была счастьем, невозможным, невероятным, неожиданным. В сумасшедшей ночи звенело «Эвоэ, лэйе Астрапэ!», трубили рога, кричали ловчие птицы, торжествующе выл ветер, и с ним сливались волчьи голоса, оповещая мир о том, что пришла осень.

@темы: ОЭ

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Немного про ройи

Ройи - впервые были упомянуты еще в КНК и в каждой книге так или иначе всплывают в глюках, например
Есть ройи алые и черные.
Черные только упоминаются до определенного момента ("церемониальная герцогская цепь герцогов Ноймаринен украшается торскими изумрудами, а герцогов Кэналлоа – черными ройями").
Ричард в ЗИ грустил "Конечно, лучше всего для ордена Литто подошли бы черные ройи, но их не находили уже несколько тысячелетий". В общем, или он чего-то не знает, или церемониальная цепь очень старая)

Алые ройи впервые появились в КНК в качестве подарка Катарине. Тут как тут Сильвестр и возможность культпросвета:
— Рокэ, я полагал алые ройи морисскими сказками.
— Большинство сказок в той или иной степени правдивы, Ваше Высокопреосвященство. Воды Каоссы и в самом деле подмывают скалы Дэсперы и несут добычу к морю. Одному из искателей камней повезло — в этом нет никакого чуда. Нет чуда и в том, что одуревший от привалившей удачи добытчик принес находку мне, и я ее купил.

Дальше эта ройя всплывала в каждой книге, побывала у кого только не и в конце концов мутировала в черную ("...не представляла, что тьма может быть столь кромешной и при этом светиться, но она светилась. Сверкала. Мерцала, как мерцают настоящие звезды").

Ещё одну ройю Алва оставил в Фельпе сначала в качестве залога, потом - в качестве платы ("...прошу принять назад причитающуюся мне плату и четверть моего залога, а этот камень, – Алва поднял на ладони алую искру, – пусть украсит ожерелье Хранительницы Фельпа").

В плане "силы" ройи упоминал Ричард: "У каждого камня своя душа и свой норов, они любят, дружат, враждуют, ненавидят, совсем как люди. Рубин никогда не сойдется с изумрудом, бирюза оттолкнет сердолик, но сильнее всех алмазы и ройи".

У Робера был занятный глюк, и Алва, и ройи, и чего только не (" – Сударь, я не понимаю вас… – Разумеется, – поморщился Алва, на шее герцога горели алые ройи").

Богат канон на ройи)

@темы: ОЭ

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Родственные связи продолжают доставлять.

Салина в родстве с Креденьи (молочная сестра Октавия Мадлен Крединьи вышла замуж за маркиза Салина, а учитывая, что Салина в родстве и с Алва...)).
Савиньяки (помимо того, что родственники Алвам) в начале круга Скал породнились с Манриками (одна из сестер Арсена Савиньяка вышла замуж за Эммануила Манрика (если не очередной глюк приложений, конечно) и с Валмонами, у которых, в свою очередь, в родственниках Дораки (и не так уж давно было, на Клементине Дорак женился Марсель Валмон (251—340 к.С.)). Ну еще и Рокслеи тоже родня Валмонам, хоть и дальняя.
Дораки и Ноймаринены. Альмейда и Эпинэ. Окделлы и Придды. Кто только не)


Марсель и его прабабушка Клементина Дорак) Мило

@темы: ОЭ

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Продолжение кэртианских примет. Мало, остальные в предыдущей подборке))


В Талиге боятся споткнуться перед важным, а для правнуков Кабиоховых, пошатнувшись, удержаться на ногах – лучшая из примет: не упавший на дороге устоит и на путях судеб.

(Рассвет_3, Мэллит)

В здешних краях (в Алате) говорят, что нет приметы хуже, чем загодя готовить детское приданое

("Белая ель", Аполка)

Конские копыта ломали ночную тишину, словно весенний лед, справа выплыл из-за иззубренной еловой стены умирающий месяц, полетел рядом с всадниками. Дурная примета.

("Белая ель", Барболка)

– Вы не можете уйти, – выручил бедняжку виконт, – ведь нас теперь четверо, и нам остается лишь ждать, пока не вернется супруг ее высочества или не рассветет. Если же вы непреклонны, первым переступит порог мужчина. Признавайтесь, кому вы сильней желаете смерти?
– Уходя в ночи, первый из четырех делает шаг к Ней… Так говорят простолюдины. – Этери перевела аквамариновый взгляд с Матильды на Валме. Пощипывавшего виноград Алву лисонька не замечала, и это было взаимно. – Не думала, что знатные талигойцы подвержены тем же предрассудкам.
– В последнее время я стал суеверен, – развел руками виконт. – Видимо, горный воздух.

(Закат)

@темы: ОЭ, матчасть

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Праздничное

Недавно же зима началась, а уже самый короткий день наступил) И самая длинная ночь. И Зимний излом тогда уж)
Как там Глауберозе говорил: "В детстве мы ждем от зимних празднеств немедленных подарков, а главного как-то не замечаем. Самая длинная ночь дарит нам дорогу к лету".

@темы: праздничное

---

Про хронологию здесь было, про родословную было, про сапфиры было... Вот про Алвасете не было)

Итак, резиденция герцогов Алва: Кэналлоа, замок Алвасете в городе того же названия.
В 26 г. круга Волн в Кэналлоа пришел навеки поселиться Альбин, он же Алвах, он же Алва-ар-Заллах. Высадился с небольшой армией (семейная черта, однако), "сверг нар-шада Нарлаха и в 29 году провозгласил себя нар-шадом Кэналлоа, основав династию Алва". Местные решили, что Алвах и Алвасете - это судьба, Альбин-Алвах спорить не стал. ВВК говорила, что "молния в конном обличьи - (ее по легенде так и зовут Алвасете) - древний герб еще не единой Кэналлоа, но нынешнего федерального округа, пришедший то ли от морисков, то ли от местных племен.". Скромный Альбин выбрал своим знаком ворона, который заодно стал и гербом единой Кэналлоа.
И стали жить)

О том, как Алвасете выглядит, немного рассказал Рокэ: "...он стоит на сбегающих к морю холмах, заросших дикими гранатами. Когда рощи зацветают, склоны становятся темно-алыми, чуть светлей, чем это вино". И вообще, Алвасете повезло больше, чем Урготелле, "аллийцы считали это место священным, а морискам достало вкуса не вырубать гранаты. Алвасете растет не в глубь берега, а вширь. Представьте подкову, охватывающую залив, в который выдается скалистый мыс, а на нем – замок". А еще "зимой море в Алвасетской бухте зеленое; когда дует южный ветер, туда заносит множество медуз". Лионель добавил про "запах моря и травной горечи".
Молний на гербе больше нет, но фульги остались. И костяное дерево есть - кипарис.
Рокэ подтверждает: "...в Алвасете – Молнии. У нас есть Громовая скала – она стоит отдельно от общей гряды. Однажды я туда забрался, мне было лет тринадцать… Та, что спасла Эпинэ в Сакаци, была фульгой. Огнепляской, как говорят алаты, и вряд ли местной, иначе бы про нее знали. Наших знают, в грозу они ждут на уступе у мертвого кипариса, подняться туда непросто, но оно того стоит".
Бернардо говорит, что "в Алвасете хорошая зима, добрая весна и веселые люди", заодно сообщает об одном местном обычае "...поймаю дорите Селине морскую звезду. Белую, как молоко. Она ее высушит, положит под подушку и увидит во сне жениха".
В Алвасете есть картины, в том числе "еретического содержания" (Сильвестр знает толк), на одной из которых изображена "очаровательная древняя оргия" (в тебе, Рокэ, я и не сомневалась).
И картины, и книги, и вообще все очень даже)

Рокэ любит Алвасете , а Марсель тревожится, когда начинаются воспоминания о.
"...сперва ты вспомнишь Алвасете, потом устроишь попойку с гитарой, задуришь всем головы и сбежишь. Раньше ты делал именно так".

"– Только не вспоминай больше про Алвасете, – попросил он, – по крайней мере вслух. Вечно, как вспомнишь, приходится все бросать и куда-то мчаться…
– Я вспоминал Алвасете? – удивился Рокэ. – Когда?
– Когда мы подъезжали к Хандаве и обсуждали казарскую ленточную штуковину. Ты еще сказал, что она похожа на морскую гидру, а гидры водятся в Алвасетской бухте. Я все помню!"

Марсель знает, о чем вспоминает Алва, даже когда Алва сам этого не знает))

Еще в каноне есть целая очередь из желающих в Алвасете побывать. В ОВДВ, например, Ричард, который вместо визита в отчий дом "предпочел бы отправиться вместе с Вороном в Кэналлоа и Торку, но его мнение никого не волновало".
В ЛП подключился Марсель, который думает, что "было б недурно, когда все закончится, съездить с Рокэ в Алвасете. Говорят, юные кэналлийки замечательно красивы и весьма свободны в своих поступках…".
Луиджи тоже хотел бы побывать в Кэналлоа, и Рокэ намерение одобрил "Отправляйтесь в Кэналлоа при первой возможности и начинайте с Алвасете...".
В третьем Рассвете барон Капуль-Гизайль напрашивается на визит в Алвасете, а вот Роберу и делать ничего не надо, Рокэ его уже пригласил томом раньше (- ...вы ведь у меня еще не бывали?
– В Алвасете? Я там вообще не бывал.
– Здесь, хотя в Алвасете я вас тоже приглашаю).

Робер в Алвасете - нет таких слов, чтобы описать, как это мимимишно

Потом, возможно, дополню)

@темы: ОЭ, Алва

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Родриго Алва, он же Мануэль оказался в итоге адрианианцем (причем в изначальном смысле)? Занятно.

Луциан:
"– То, что имел в виду я, случилось несколько позже. Эсперадор Руций привел к Славе человека, прошедшего в прямом смысле путями Адриана, вернее, Чезаре Марикьяре. О преосвященном Родерике можно говорить долго, но это ждёт..."

"Уже без малого Круг некоторые из «львов» становятся, скажем так, трёхцветными кошками. Порой мы переходим в другие ордена или даже покидаем лоно Церкви, но остаёмся адрианинцами в том смысле, что следуем путём Адриана, только не к устью, а к истоку."


Орден в ордене? Что Родриго-Мануэль нашёл в Гальтаре, интересно. Чезаре (Адриан) искал доказательства невиновности Ринальди...

"В пути он узнал о преступлении Ринальди, но не поверил в виновность побратима. Чезаре поклялся отыскать доказательства того, что Ринальди был оклеветан. Не найдя таковых на земле, он спустился в подземелья, чудесным образом миновав Капканы Судьбы.
Что он там обнаружил, неизвестно, но, поднявшись наверх, Чезаре надел родовые цвета, назвал свое имя и потребовал аудиенции у анакса Эрнани. Следствием этой беседы была отмена решения совета эориев и восстановление Чезаре в статусе наследника дома Молний. С 1 по 4 год круга Волн Чезаре Марикьяре одержал ряд блистательных побед над варитами и гайи. Его числили наследником Лорио Борраски, однако в 5 году Чезаре неожиданно для всех принял эсператизм и отрекся от мира, сменив имя на Адриана."

А лишили Чезаре наследства, кстати, за то, что "в 395 году он соблазнил жену брата Повелителя Скал Илларию и при прямом содействии Ринальди бежал с ней на юг. Союз оказался недолгим, любовники расстались. Дальнейшая судьба Илларии неизвестна, а Чезаре, лишенный советом эориев наследства и имени, отправился в путешествие по Померанцевому морю."

@темы: ОЭ, Алва

---

Интересно, галерея, по которой в ЛП шёл умирающий Сильвестр, не та ли самая, в которой оказывается Лионель в третьем томе?..
Или просто похожа, или один из вариантов той галереи, или ещё что-то...
Или у Сильвестра такие предсмертные глюки просто

Сильвестр:
Кабинет сузился до коридора из алатского хрусталя, за спиной стукнула захлопнувшаяся дверь, щелкнул невидимый замок, в лицо ударил ледяной полынный ветер. Хрустальные стены дрожали, как ноги загнанной лошади, сквозь них рвался рыжий, недобрый свет. Догорающий камин? Закатное пламя? В ушах грохотали барабаны, грудь и левую руку рвала на куски немыслимая боль, но нужно было идти сквозь оранжевые сполохи, подчиняясь неровному барабанному ритму, и Сильвестр пошел. Он шел, а свет то вспыхивал, то гас, и сквозь истончающиеся стены проступали когда-то знакомые лица.
Поджимала губы королева Алиса, что-то кому-то доказывал Карл Борн, улыбался и разливал вино соберано Алваро, пробовал остроту клинка Георг Оллар, шевелились страницы под пальцами Диомида. Никто не видел проходящего мимо путника. Еще не видел или уже?

@темы: ОЭ

---

Салиган определенно вносит оживление в жизнь тех, кому повезло с ним встретиться.

1. - Раймон, - Коко понизил голос, - это место дорогого Марселя.
- А сяду дешёвый я.

2. - Я знаю кэналлийский, но этот унар меня не понимает.
- Зато вас понимают кэналлийцы, - утешил Валме. - Меня тоже, но при этом ржут.

нашли друг друга

@темы: ОЭ

---

Брат Кадфаэль и его хроники - это все же прелесть что такое)

Аббат Хериберт дружелюбно справился о часовне и кладбище, выразив сожаление о том, что ему самому не удалось повидать места, которым аббатство обязано обретением могущественной покровительницы и драгоценных реликвий.
— И нам хотелось бы верить, — мягко промолвил Хериберт, — что, завладев бесценным сокровищем, мы все же не причинили вам невосполнимого ущерба. Видит Бог, этого мы не хотели.
— Ничуть, отец аббат, — от души заверил его Бенед, — об этом тебе не стоит беспокоиться. Ибо я должен сказать, что дивные вещи творятся на месте могилы святой Уинифред. Теперь туда за помощью приходит куда больше народу, чем когда-либо прежде, и там происходят чудесные исцеления.
Приор Роберт застыл на месте. Он недоверчиво поджал губы, и его суровое лицо побледнело от негодования.
— Неужто это случается теперь, когда святая возлежит на нашем алтаре и толпы паломников стекаются на поклонение ей в Шрусбери? Должно быть, вам перепадают лишь крохи ее величия.
— Вот уж нет, отец приор, у нас свершаются великие чудеса. Многих женщин, которые, будучи в тягости, не могли родить и испытывали жестокие муки, приводили на кладбище и клали на могилу, где прежде покоилась святая Уинифред, а ныне похоронен Ризиарт. И что же — боли у матерей как рукой снимало, они благополучно разрешались от бремени, и младенцы появлялись на свет здоровенькими. Однажды на кладбище пришел слепец, долгие годы не видавший Божьего света, но стоило ему омыть глаза в настое из цветков боярышника, как в тот же миг он прозрел и, отбросив посох, отправился домой. А один юноша сломал ногу, и кость у него плохо срослась. Боль была такой сильной, что бедняга еле доковылял до кладбища. Стиснув зубы, он начал приплясывать перед могилой. Так вот — он не только избавился от боли, но и нога у него выправилась. Да что там — я не в силах пересказать и половины тех чудес, что были явлены нам в Гвитерине за последние два года.

Лицо приора, и без того мертвенно-бледное, аж позеленело от возмущения. Глаза его метали молнии. Может ли быть, чтобы в захолустной деревушке, лишившейся к тому же святых мощей, творились чудеса — да какие! Не чета здешним — разве можно сравнить с ними прекратившийся дождь, ссадины да порезы, заживавшие хоть и быстро, но отнюдь не со сверхъестественной скоростью, и даже исцеления калек, которые во множестве собирались в аббатство и расходились восвояси, побросав свои костыли у алтаря святой. Да и калеки, признаться, попадались все какие-то сомнительные.

— А еще был случай с ребенком трех лёт, — не унимался Бенед, — которого одолел припадок, бедняжка застыл как полено прямо на руках у матери и перестал дышать. Несчастная женщина бежала с дитем на руках всю дорогу с дальних полей, перешла реку вброд, принесла его к могиле святой и положила мертвое дитя на траву. И едва ребенок коснулся прохладной земли, как ожил и закричал. Мать подхватила его на руки и отнесла домой. Он и по сей день жив и здоров.
— Неужто даже мертвые оживают? — хрипло выдавил приор Роберт, едва не онемевший от зависти.
— Отец приор, — успокаивающе произнес брат Кадфаэль, — безусловно, это всего лишь лишнее доказательство великого и потрясающего могущества святой Уинифред. Ибо даже земля, в которой некогда покоились ее кости, творит чудеса, а каждое новое чудо способствует возвеличиванию и прославлению того места, где ныне пребывают ее мощи, благословившие землю, которая по-прежнему благословляет других.
И отец Хериберт, не замечая досады приора, благожелательно признал, что так оно и есть, и где бы ни была явлена милость — в Уэльсе ли, в Англии или в Святой Земле, повсюду ее надлежит принимать и приветствовать с благодарностью.
— Ты там по простоте души распинался или хотел поддеть нашего приора? — допытывался Кадфаэль, провожая кузнеца до ворот обители.
— А это уж ты сам решай. Одно я тебе скажу, Кадфаэль, все это — чистая правда. Все это действительно происходило и до сих пор происходит.

"Страсти по мощам"

@темы: книжное

---

До меня доехал третий "Рассвет".

Все, что пока могу сказать:
Лидас
и Вольфганг. Но это было не так неожиданно все же, хотя и грустно.

@темы: ОЭ

---

Название: Верность
Автор: Флоризелла (Дорита)
Персонажи: Рокэ Алва, Вольфганг фок Варзов
Рейтинг: PG-13
Права: персонажи и мир не мои
Жанр: драма
Категория: джен
Размер: мини
Краткое содержание: ...Сначала Вольфганг хотел отказаться. Слово есть слово, да и не останется маркиз Алвасете без эра. Умение воевать у мальчишки в крови, если что — отец подскажет, Рудольф и Арно объяснят, а опыт — что ж, опыт придет...
Комментарий: есть цитаты из канона (собственно говоря, финал текста), Мачадо и Хименеса
На фикбуке есть: ficbook.net/readfic/6004921
вот прям только что выложила)))

Сначала Вольфганг хотел отказаться. Слово есть слово, да и не останется маркиз Алвасете без эра. Умение воевать у мальчишки в крови, если что — отец подскажет, Рудольф и Арно объяснят, а опыт — что ж, опыт придет. Но Рудольф говорил — и Вольфганг начал сомневаться. Потрескивал огонь в камине, на столе высились стопки бумаг, на стене колыхались тени — одна из них - незримая, неощутимая, - была самым весомым аргументом.
- Алваро тебя просит. Я тебя прошу. После Карлоса... - пауза была почти незаметной, но Вольфгангу показалось, что она вместила в себя несколько лет — от солнечного дня в Олларии до хмурого утра в Придде, - я не смогу быть строгим, а маркизу Алвасете нужны твердая рука и военный опыт.
- Я обещал Пьеру, что возьму в оруженосцы Ги.
Вольфганг ожидал, что Рудольф продолжит уговоры, но тот кивнул, словно не ожидал иного ответа, и потянулся за бутылкой вина.
- Завтра поедешь со мной в Лаик, на последние бои. Посмотришь на мальчишку в деле. Если и после этого откажешься — что ж, так тому и быть.
…Рокэ Алвасете не был похож на Карлоса. Тоньше, легче, стремительнее… Вот смеяться любили оба – только у Рокэ это выходило… отчаянней, что ли. И дрались по-разному – Вольфганг понял это сразу же, с первого взгляда на мальчишку. Повидал он таких – гордые щенки, клыки еще не наточены, но отпускать добычу не хотят, перемирий не признают. Все им покажи, расскажи, докажи… Сложно, зато нескучно, а временами просто страшно – когда ждешь известий о первой самостоятельной вылазке, о первом бое, о первой крови – своей и чужой. Когда надеешься, что первая кровь не станет последней. Когда думаешь, что лучше бы мальчишку попридержали, - гонор гонором, а жизнь у всех одна. Когда понимаешь, что был прав - раз он вернулся и со смехом рассказывает о том, как поохотился на медведей. А прав ли сейчас? Дюваль рассказывал им об унарах, и Рокэ было уделено особое место в разговоре. Теперь Вольфганг знал о нем все – кроме того, что словами не выразишь, но что превращает – может превратить – первого из унаров в первого из маршалов. Вольфганг размышлял, изредка поглядывая на молчащего Рудольфа. Тяжело быть Первым маршалом, а всего тяжелее – знать, что жить тебе и за себя, и за того мальчишку, что когда-то тоже фехтовал в этом зале. А если им, взрослым, тяжело, то каково сейчас Рокэ? Тот словно почувствовал взгляд, легко развернулся, в очередной раз «убивая» противника. Кивнул ему, помедлил, не обращая внимания на ментора, с усмешкой откачнулся и направился к стене, уступая место следующей паре. Вольфганг следил за ним, невольно отмечая: движется хорошо, рука поставлена, впрочем, посмотреть на него в паре с бергером… Рокэ остановился, обернулся. Косо падавшие лучи солнца расчертили зал полосками света – то ли перевязи, то ли клетка.
Вольфганг повернулся к Рудольфу. Тот смотрел прямо перед собой, даже не моргал, кажется.
- Я согласен.
***

Унары, застывшие на выложенной черно-белыми плитками площади, казались фигурками из любимой Диомидом игры. Кто-то стоял, опустив голову, кто-то пытался разглядеть галерею. Маркиз Алвасете вверх не смотрел — и все равно Вольфгангу казалось, что взгляд направлен прямо на него. Глупость, конечно... Если мальчишка и посмотрит на галерею, то на отца или на Рудольфа.
Вольфганг назвал имя Рокэ и тот наконец-то вскинул голову. Поднялся на галерею, опустился на колено, принося клятву, и его голос разнесся по притихшей площади. Взгляды окружающих — любопытные, недовольные, обрадованные, испуганные — переплелись, словно сетью захватили. Вольфганг, на обращая внимания, поднялся.
- Принимаю твою клятву, - сказал он, и невольно усмехнулся, увидев, как заискрились глаза мальчишки. Я тоже рад, мальчик. Я тоже.
***

Предгорья начались неожиданно. Казалось, только что они ехали по равнинам центральных графств, и вдруг дорога начала выписывать петли, забирать выше, леса стали гуще и темнее, а на горизонте возникла зубчатая гряда. Вольфганг знал, что горами его оруженосца не удивишь — кэналлийские скалы были известны всем, но в Торке моря и близко не было. А вот войны...
Рокэ это, по-видимому, не пугало совершенно. Вольфганг этому был рад — сын Алваро другим быть и не мог. Нужно только научить его... Научить видеть то, что есть, и делать то, что нужно — важнее нет ничего.
- Здесь дышится легче, - сказал Рокэ совсем рядом.
Вольфганг обернулся. Рокэ, запрокинув голову, смотрел на потемневшее небо. Вольфганг улыбнулся. Торка всех проверяет на излом — и начинает с малого. С непогоды, например.
***

У Малетты Вольфганг разогнал всех адьютантов, оставил одного — легкораненного. Мальчишка пытался сохранять спокойствие — получалось плохо. То и дело вытягивал шею, силясь разглядеть, что творится на позициях, вспоминал о субординации и замирал — чтобы через минуту снова начать вертеться. И смотрел. Вольфганг хорошо знал этот взгляд, упрямый и умоляющий одновременно. Так смотрели все мальчишки, попавшие в переплет. Вера — в то, что генерал что-то придумает. Надежда — на него и на то, что разрешат снова броситься туда, вниз. Мольба — обо всем сразу. Молодость... Вольфганг знал, что этот день — весьма вероятно, что последний их день — продлится столько, сколько они продержатся. Он не слишком рассчитывал на помощь — что творилось в штабе, знал только Леворукий, так что придется справляться самим.
...когда в тыл гаунау ударили три конных полка, а рядом с Вольфгангом возник Рокэ — кровь на сабле, прорванный рукав мундира, яростный блеск глаз — того словно озноб пробрал. И радостно, и страшно — не за себя, за него.
***

Зима заканчивалась и окна в доме были распахнуты — наступала весна, а первый весенний рассвет пропустить нельзя, особенно в Торке. Рокэ собирался в Олларию, и Вольфганг в который раз подумал, что, пожалуй, тамошним бездельникам несладко придется. Но ехать надо, герцог Алва — не маркиз Алвасете, и обязанностей больше, и ноша тяжелее. Да и чем Леворукий не шутит — весна самое время для того, чтобы сходить с ума и творить безумства. Не то что бы, впрочем, это отличалось от любого другого времени... Вольфганг усмехнулся, в очередной раз подумав о странности жизни — своих сыновей нет, так вот этот к сердцу прикипел, со всеми его выходками, дуэлями, идеями...
Песня рвалась навстречу весне, и Вольфганг надеялся, что их встреча будет радостна...
…надеялся до тех пор, пока не узнал о том, что случилось в Олларии, а потом — в Придде.
***

Вольфганг остановился у приоткрытой двери, прислушался. Окно распахнул я в закатное пламя, пел Рокэ, и струны звенели тревожно и странно, я ждал от вечернего неба ответа... Не желая подслушивать, маршал постучал и, подождав несколько секунд, вошел.
- Устраивайтесь. - Рокэ прижал ладонью струны - Я, как видите, не занят.
Вольфганг, стоя на пороге, покачал головой.
- Все хорошо. - Рокэ поднял голову, улыбнулся — уголком рта, раньше он так не делал. - Все хорошо.
- Я бы поверил, - сказал Вольфганг, даже не пытаясь начать издалека, - но ты на себя не похож.
- Может быть, как раз сейчас я и стал похож? - Рокэ продолжал улыбаться, в глазах отражались огоньки свечей и казалось, что взгляд ускользает. - Должно же быть правдой хоть что-то из того, что обо мне говорят.
Вольфганг сел в кресло, посмотрел на Рокэ в упор. Тот не пытался отвернуться, даже усмехаться перестал.
- О своих обязанностях я помню.
- А помнишь ли ты о тех людях, за которых отвечаешь? Один из моих лучших офицеров ведет себя так, будто его сам Леворукий хранит, - показалось, или Рокэ замер, - а на тебе, между прочим, не только армия, но и герцогство.
- Я не сошел с ума и не устал жить, Вольфганг, так что вам не стоит беспокоиться.
- Что с тобой, парень? - Вольфганг не собирался так спрашивать, но если он не спросит, то больше и некому. Теперь — некому.
Рокэ пожал плечами, снова склонился над гитарой.
- Считайте, что я пытался вернуть долг. Мой кредитор не ограничивал меня в средствах, только во времени...
Струнный звон странно звучал в полутемной комнате, на темном лаке плясали отблески огня, пахло дымом и благовониями, все вместе сплеталось во что-то древнее, злое, непонятное... Вольфганг покачал головой — старость, что ли, на пороге? Начинает мерещиться то, чего здесь — в этой комнате, - нет и быть не может. Здесь только мальчишка, за пару лет потерявший отца, любовь и друга, странные песни и ещё более странные разговоры...
Будто почувствовав его настроение, Рокэ улыбнулся - так, как улыбался в те дни, когда был оруженосцем.
- Не беспокойтесь, эр Вольфганг, - глаза искрились, словно в них снова отразилось солнце Фабианова дня, - со мной все будет хорошо. Я вам обещаю.
С Рокэ всегда было так. Приходишь с вопросами — а он не отвечает, зато умудряется утешить обеспокоенного собеседника. Ну что тут скажешь?
Рокэ снова запел, кажется, ему было все равно, слышат его или нет. А Вольфганг вдруг понял — это та же песня. Та же, что Рокэ пел в те дни, когда заканчивалась зима, а окна в домах распахивались навстречу первому весеннему рассвету. А сейчас осень. И песня допета.
***

Когда позволяли обязанности, Рокэ уезжал — в дождливую Придду, шумную Олларию, ветреную Эпинэ, родную Кэналлоа — и возвращался, никогда не забывая навестить Вольфганга. Улыбался, шутил, рассказывал и спорил, соглашался и нет, бродил по дубравам Вальдзее, фехтовал с молодыми ноймарами, играл на гитаре... Если было хорошо — и если было плохо. Неизменно.

***
Вольфганг изучал разложенную на столе карту, время от времени посматривая на часы. Скоро рассвет, а он ещё не ложился. Пожалуй, пора заканчивать с работой, невыспавшиеся маршалы — беда для адьютантов. К тому же, завтра совет, нужно будет поговорить с комендантом...
- Господин маршал! - Адьютант, легок на помине. - Письмо от герцога Ноймаринена.
Вольфганг забрал конверт, посмотрел на красные глаза мальчишки, и велел ему отправляться спать. Тот выскочил за дверь, а маршал, покачивая головой и усмехаясь, сломал печать.
Он понял не сразу. Рудольф что-то объяснял, просил о чем-то, но главное было во второй бумаге. Разум выхватывал отдельные строчки, которые выстраивались во что-то совсем уж непонятное и потому — страшное.
...передаю все находящиеся в моем подчинении силы маршалу Запада...
...всеми моими полномочиями, за исключением решения судьбы захваченных врагами Талига заложников и пленных, кем бы они ни являлись и какую бы ценность ни представляли...
...любые переговоры о выдаче заложников и пленных в ответ на те или иные уступки с нашей стороны являются государственной изменой...
Вольфганг смял конверт, края печати впились в ладонь, легкая боль немного привела в чувство. Надо перечитать письмо Рудольфа. Все меняется, планы рушатся, теперь он нужен в Гельбе, авангард... фульгаты... Вольфганг читал, машинально прикидывая расстановку сил и состав штаба, а перед глазами неотрывно стояли два образа: Рудольф (...Алваро тебя просит. Я тебя прошу...) и Рокэ — каким он был тогда, в Фабианов день, когда сделал первый шаг навстречу своему будущему. Неизвестность — вот что пугало. А ещё — то, что другого выхода не было, иначе бы Рокэ его нашел. А если выбора нет...
Вокруг словно все замерло, звуки отдалились, остался только редкий глухой стук сердца — как будто маятник, отсчитывающий последние секунды... Вольфганг стиснул руки, унимая дрожь. Нельзя. Нельзя умирать, и раньше было нельзя, а сейчас тем более. Рокэ... Рокэ на него рассчитывает, верит, что он не подведет, что сделает всё... Всё. Вольфганг вдохнул чуть глубже и понял, что может дышать нормально. Обморочная пустота отступила, сердце стучало ровно. Он поднялся, подошел к открытому окну, вдохнул прохладный морской воздух — море, лишь море со мною, толкнулось в памяти, - всмотрелся в светлеющий горизонт...
...позже, диктуя адьютанту приказ, Вольфганг уже не чувствовал прежней слабости — только чуть заметную тянущую боль.
***
Фок Варзов склонился над картой, Вейзель и Таннер последовали его примеру. Вот и все. Никто никуда не пойдет, и решил это не регент, не Варзов, а Ворон. В ту самую ночь, когда заговорил о гранатовых рощах и зеленой алвасетской воде.
– Вольфганг, – нарушил тишину Вейзель. – Если бы у вас был сын, вы бы поступили иначе.
– У меня нет сына, – маршал Запада посмотрел в глаза артиллеристу. – У меня нет другого сына. Господа, если у вас имеются вопросы ко мне или генералу Вейзелю, мы постараемся на них ответить. Нет – разрешите откланяться, я намерен девятого быть в Гельбе.

@темы: ОЭ, фанфик